Десять дней назад он ушел на миссию. Одиночная. В-класс, спасибо, что не А или S. Десять дней назад ты закрыл за ним окно и, как ни в чем не бывало, сел проверять тетради. Ты привык к тому, что после каждого его ухода у тебя на душе кошки скребут. Это неизбежно. Было неизбежно.
Десять дней назад он, как всегда, вышел через окно, предварительно по традиции шепнув тебе:
«Не беспокойся, Ру. Я вернусь…»

Девять.

Девять месяцев вы были вместе. Девять месяцев безумства, ярости, бешенства, ревности и какого-то звериного секса. И девять месяцев нежности, понимания, доброты, тепла и внимания. Бешеных скандалов и нежных примирений. Ссор с битьем посуды и мирных ужинов в домашней обстановке. Сахара со стеклом.
Эбису даже как-то пошутил, что, будь ты или твой женщиной, он, Эбису, стал бы крестным папой – настолько ваши отношения напоминали семейную жизнь.
Собственно говоря, пошутил после того, как уведомил тебя о том, что крестным отцом скоро придется стать тебе.

Восемь.

Восемь сложнейших, длительных миссий за эти девять месяцев. И все не ниже В-класса. Восемь его миссий, заставлявших тебя пить успокоительное и видеть кошмары по ночам. Восемь миссий, после которых он возвращался хорошо если просто усталым. А то бывало – израненным, полуживым, истощенным до предела.
Восемь раз он говорил тебе перед миссией: «Не беспокойся, Ру. Я вернусь…»

Семь.

Семь дней в неделю ты думал о нем, всегда, даже во сне. Двадцать четыре часа в сутки. Каждую секунду во время его миссий ты думал, где он, твое чудо, твой гений, просто твой, как он, что с ним?
Каждую секунду, когда он был с тобой, ты думал о том, как сильно боишься его потерять.
И семь раз он исполнил свое традиционное обещание вернуться. Семь раз.

Шесть.

Шесть букв. Шесть букв в этом имени, его имени, самом дорогом и самом любимом: К-а-к-а-ш-и.
Шесть букв в его фамилии, приводящей в трепет, а то и страх практически любого враждебного Конохе ниндзя: Х-а-т-а-к-е.
Шесть букв в слове, связавшем тебя с ним, самым дорогим, самым нужным, твоим: л-ю-б-о-в-ь.
Шесть букв в слове, разорвавшем вашу связь, как тонкую паутину. Паутину его жизни. С-м-е-р-т-ь.

Пять.

Пять минут от твоего дома до дома Хокаге, рядом с молчаливым Ширануи, нервно покусывавшим сенбон. Пять минут ожидания у дверей вместе с Генмой и Асумой – его лучшими друзьями. Пять минут молчания Хокаге, не знающей, как посмотреть на двух джунинов и на тебя, и молчаливых слез Шидзуне, неловко поддерживающей руками живот с твоим будущим крестником.
Пять минут в морге, среди рыдающих Анко и Куренаи и молчаливо-насупленных Асумы, Генмы, Райдо и других. Пять минут рядом с телом, знакомым тебе до мелочей, до каждой родинки, до каждого шрама. С телом, напоминающим кусок мяса для отбивной. С телом, которое опознать удалось только благодаря Паккуну.
Пять минут от дома Хокаге до твоего дома, рядом с молчаливым Эбису, поддерживающим тебя за плечо.
И пять бутылок саке на двоих. Шидзуне поймет.

Четыре.

Четыре года, как вы знакомы. Точнее, четыре года прошло с тех пор, как ты в первый раз заметил его. Тогда, на том памятном чунинском экзамене. Год из этих четырех лет ты был влюблен в Хатаке Какаши. Девять месяцев из этого года ты был с ним, ты любил его. Нет, ты любишь его.
Но вот уже четыре часа, как ты остался без него.

Три.

Три человека поняли тебя лучше всех. Генма и Асума. Его лучшие друзья. Единственные, кроме тебя, люди, которым он доверял. Они не стали ничего говорить, просто помолчали вместе с тобой, так же молча обняли тебя и молча ушли. Они ничего не сказали по поводу твоих слез, мол, не мужское это дело – плакать. Наверно, потому, что Сарутоби выдувал дым исключительно вверх, а Ширануи подозрительно крепко сжал зубами сенбон. Впрочем, это уже не важно.
И Эбису. Он молча забрал тебя, словно окаменевшего, из морга, повел домой. Не говоря ни слова, достал бутылки. И так же молча пил вместе с тобой.
Три слова ты хотел бы сейчас шептать в холодное ухо тела, которое еще недавно было твоим Какаши. Три слова ты хотел бы сейчас кричать на всю деревню. Только три слова. Но ты молчал. Для чего кричать, для чего шептать, если те, кто услышат крики, поняли все без слов, а тот, для кого предназначен шепот, никогда его не услышит?

Два.

Два вопроса, как рыбы, выброшенные на песок, бились у тебя в голове. «Почему?» и «Как теперь жить?» Банальные, такие глупые вопросы, ответы на которые были для тебя жизненно необходимы. Но ты не спросил. Потому что тот, кто только и мог тебе ответить на эти вопросы, сейчас лежал в морге на прозекторском столе, похожий на мясо для отбивной. Мертвый.

Один.

Один, единственный человек, был важен для тебя настолько, что с его уходом пропали все слова, весь свет, все краски. Мир стал немым. Темным. Черно-белым. Он, твой Какаши, был всем для тебя.
Один раз за девять месяцев, незадолго до последней миссии, ты сказал ему те самые три слова, самые важные, самые теплые, самые дорогие.
Один раз ты услышал от него эти же самые слова в ответ.
Один раз он нарушил свое традиционное обещание.
Один раз он не вернулся.

Ноль.

Все, что осталось в твоей жизни. Ноль. Пустое множество. Пустота.
Бесконечность.
Ноль…